Кто стремится к счастью, должен идти к нему даже сквозь огонь и мечи. Диоген Синопский
В темном влажном подвале, за бочкой с капустой, жил бедный ночной серый мотылек. Он сидел грустный, склонив свои темные крылышки, а дни и ночи проходили бессмысленно, монотонно. Мотылек не был там одинок. Соседкой у него была летучая мышь, но от этого соседства - небольшая польза: мышь была неразговорчивой, угрюмой и, к тому же, смотрела на бедного мотылька с каким-то презрением. Сказано – неровня!
Летучая мышь тихо сидела в своем уголке, ни о чем не жалела, ничего не желала. Разве что угла еще темнее, чтобы сидеть там спокойно и никогда не видеть досадно разительного белого света. Правда, здесь, в подвале, тот свет не очень докучал, но все-таки иногда кое-кто заходил со свечками, даже иногда наклонялся над бочками, набирая капусты. Летучей мыши все было очень неприятно и, если бы ее воля, она тот свет погасила бы крыльями…навеки…навсегда…
Мотылек на своем долгом веку еще не видел света, душой только слышал он, что где-то далеко есть сторона лучше, яснее, ярче, нежели его родной подвал. Иногда из маленьких черных ладоней окон, что были в подвале, падал, пробивался солнечный лучик, но не мог мотылек разобрать, что оно такое, тот свет, и каким он должен быть. В темном уголке на крошечном, жалком стебельке росла ромашка, слабеньким, но животворящим нектаром которой питался мотылек. Мышь иногда подлетала к слабеющему, поникшему цветку, смотрела и возмущалась тонким, жалким стеблем. И когда на несколько минут лучики все же пробивались сквозь щели, чтобы поддержать жизнь в этом слабеньком, почти прозрачном цветке, мышь, ворча, забивалась от досады в свой угол… Лучик, чуть приметный, тоненький, как ниточка, и очень - очень бледный, изредка нежно прикасался к ромашке, и она словно оживала. Бывало, сидит мотылек и все думает: где же ясный свет, где он? Но этого не знал ни он, ни его сердце, а посоветоваться было не с кем. Лететь искать тот яркий свет у мотылька не было ни смелости, ни сил.
Однажды, когда мотылек пил нектар, ромашка спросила, почему он такой грустный и, узнав причину, рассказала…. В чистом поле, в широком раздолье жила-была ромашка. Каждый день она гордо поднимала свою солнечную головку и улыбалась солнцу, а солнце любило смотреться в ее глаза, ласкало своими нежными лучиками. Его солнечные блики целовали каждый белоснежный лепесточек ромашки. Каждый год она с вольным ветром играла и семена роняла, а он ласкал ее, шептал о красоте, о нежности, о любви. Как-то раз, когда ромашка вальсировала с вольным ветром, налетел, землю взметая, старший брат, буйный, порывистый ветер. С яростной силой подхватил, разбросал он семена далеко-далеко, а это крошечное семечко задул в страшный подвал. Упало оно во влажную землю в углу и потянулось к солнечному свету тоненьким зеленоватым стебельком. Но из этого подвала обратной дороги к солнцу, свету нет. А как хочется на волю, к вольному ветру, его легкому дуновению, жаркому, знойному солнцу! Вот бы ей такие крылышки, как у мотылька! Не сидела бы она здесь!
Так изо дня в день рассказывала она мотыльку свою историю, а он пил нектар и печально слушал.
Кто его знает, может, наш мотылек так и коротал бы свой век в темном одиночестве, но иная у него была судьба. Однажды в подвал по капусту пришла хозяйка и поставила на пол свечку, как раз напротив мотылька. Боже мой! Каким величавым, блестящим, ясным, мерцающим, манящим показался мотыльку тот свет! Он встряхнул крылышками и хотел броситься на свет, но в ту же минуту хозяйка взяла свечу и пошла к выходу из подвала. Свет! Свет! Не удержался мотылек, забыл о своем бессилии, забыл о своей неосведомленности и помчался за ним. Летучая мышь только свистнула ему вслед, потом еще дальше залезла под бочку и уснула… Никогда ей ничего не снилось… А мотылек полетел за той мерцающей свечкой так быстро, сколько сил было в его бедных крылышках.
И вот очутился он в большой комнате, где на столе стояла ясная-ясная лампа. Мотылек растерялся от такого блестящего света и, обессиленный, упал на стол, трепеща крылышками. Опомнившись, он снова сорвался и начал кружить над лампой, каждый раз уменьшая и уменьшая круги: хотел он увидеть, как можно ближе, то ясное, яркое солнце, каким ему казалась лампа. Разве думал он, что там может оборваться жизнь? Кто же видит смерть в сиянии? Оно горит, светит, сверкает, блещет, мерцает! Там блеск, свет, там тепло, там жизнь! Все ближе и ближе летит мотылек к губительному свету…. И вот он, долгожданный, ослепительно прекрасный, самый яркий луч!…Треск! …Лампочка вспыхнула, а потом снова начала гореть так же ярко, как и прежде…
А разве лучше было бы навсегда уснуть в темном подвале? Тот очень яркий свет сжег его, но мотылек рвался на волю, он искал свет, искал счастье !
